Прошлое до сих пор внутри меня. Словно тяжкий груз.
Однако теперь оно утихло, похороненное в глубине живота.
Папа отпускает мою голову, проводит большим пальцем по щеке, берет за подбородок.
– Ну, кто ты? – настойчиво спрашивает он.
– Фэллон Пирс.
– Где ты родилась?
Мой голос звучит спокойно.
– Бостон, Массачусетс.
Отец отступает на шаг, предоставляя мне больше пространства.
– И чем ты хочешь заниматься в жизни?
Наконец-то смотрю на него, шепчу:
– Я хочу конструировать вещи.
Протянув руку, он берет полотенце с полки, отдает мне. Я прижимаю его к груди, уже практически не чувствуя холода. Не чувствуя практически ничего.
Папа наклоняется, целует меня в лоб, затем смотрит в глаза.
– Что бы ни происходило на поверхности моря, это не потревожит спокойствия его глубин, – цитирует он Эндрю Харви. – Никто не может лишить тебя личности, Фэллон. Никому не давай такой силы над собой.
Я не плакала с того дня, который почему-то внезапно мне вспомнился. Бывала близка к этому, но за два года не проронила ни слезинки. Отец продержал меня дома неделю – достаточно, чтобы затянулись порезы, оставленные осколками лобового стекла, а затем отправил обратно в пансион налаживать свою жизнь.
И я наладила. Каждый должен прийти к этому осознанию самостоятельно. Жизнь продолжается, улыбки опять вернутся, время излечит одни раны и успокоит те, которые не сможет излечить.
Я подтянула успеваемость в школе, завела нескольких друзей, много смеялась.
Хотя простить не могла. Предательство ранит глубоко. Именно оно привело меня в город в июне.
Я просто не ожидала, что Мэдок будет по-прежнему оказывать на меня такое влияние.
Он хотел меня. Я это знала. Но почему? Что я сделала, чтобы заслужить его?
Мэдок был верен мне в шестнадцать. В этом я была абсолютно уверена. Я больше не могла винить его за то, что он искал развлечений, думая, будто я уехала по собственной воле.
Мне нужно рассказать ему о стольких вещах. Он имел право знать. А потом появилось чувство, что я рассказала слишком много.
Мэдоку лучше без меня. Наши отношения начались неправильно. Нам некуда было расти. Он не знал меня, не знал, чем я интересовалась. Мы ничего не обсуждали.
Получив свою долю секса, Мэдок уходил. Не говоря уже о ребенке. Если бы он узнал о беременности, то сбежал бы. Без сомнений. Мэдок не был готов к подобной ответственности. И я гадала о том, будет ли он когда-либо готов.
Включив "Far from Home" группы Five Finger Death Punch, проглотила чувство вины. Я держала путь в Шелбурн-Фоллз по требованию матери. Она прислала утром смс, сообщив, что в доме остались мои вещи. Если не вернусь за тем, что оставила там летом, все полетит в мусор.
Покачав головой, потерла свои уставшие глаза.
***
Черные железные ворота распахнулись со скрежетом, когда я ввела код, после чего медленно направила G8 Тэйт вперед.
Сегодня суббота, позднее утро. По октябрьскому небу были рассыпаны редкие облака. На улице стояла прохладная погода, но я не взяла с собой куртку, выбрав лишь футболку в черно-серую полоску с длинными рукавами и джинсы. Мои волосы были до сих пор распущены после вчерашнего, я их только немного вспушила, после того как приняла душ утром. По какой-то причине мне хотелось, чтобы запах Мэдока остался на моих волосах, вместе с тонкими травинками, которые до сих пор находила в длинных прядях, обрамлявших щеки.
Припарковавшись у дома Карутерсов позади маминого BMW, взяла свои очки с пассажирского сиденья. Они предназначались для чтения, но я уже несколько лет носила их практически постоянно. Так я чувствовала себя в большей безопасности.
Войдя внутрь, пересекла фойе, направившись в сторону холла, ведущего к лестнице. Я была уверена, что найду Эдди на кухне.
Из-за тишины дом казался совершенно другим. Практически опустошенным, словно не был наполнен воспоминаниями, историями, семьей. Холод мраморного пола проник через подошву моих кроссовок, поднялся по голеням. И высокие потолки больше не сохраняли тепло волшебным образом.
Выглянув в патио через стеклянные двери, увидела Эдди, подметавшую площадку вокруг бассейна, который уже был накрыт в преддверии зимы. Однако посмотрев в сторону, заметила, что джакузи также была накрыта защитным чехлом. Когда я тут жила, ее продолжали использовать в течение холодных месяцев, наряду с садовой мебелью и зоной для барбекю. Папа Мэдока любил еду, приготовленную на гриле, они даже посреди января могли жарить стейки на улице.
Сейчас же дворик опустел. Пожухшие листья летали туда-сюда. Похоже, Эдди не добилась особого прогресса в уборке. Да она, судя по всему, даже не пыталась.
В этих стенах не обходилось без проблем, но счастью и смеху тут тоже было место. Теперь же все казалось безжизненным.
Я открыла раздвижные двери и прошла в патио по каменным плитам.
– Эдди?
Она не посмотрела на меня, а ее низкий, тихий голос прозвучал не так приветливо, как при нашей последней встрече:
– Фэллон.
Сняв очки, сунула их в задний карман.
– Эдди, мне очень жаль.
Эдди поджала губы.
– Разве?
Мне не пришлось пояснять ей, за что я извинилась. В этом доме ничего не ускользало от ее внимания. Я знала, что ей известно о моей вине в этой кутерьме с разводом. Что Мэдока отослали в колледж тоже по моей вине.